Как-то, в самом начале знакомства, он с грустью сказал мне: «Дочка, как же тебе, наверное, было плохо, раз ты вышла замуж за моего дурака!» Вот и в этот день, наверное, под влиянием алкоголя, он расслабился и стал мне рассказывать, как много лет назад он вляпался в этот неудачный брак, который погубил его жизнь. Пожилой мужик, бывший военный летчик, мужественный человек, гордый и порядочный, достойный всяческого уважения, плакал, размазывая по лицу слезы, когда вспоминал события давно минувших дней.
Закончилась война, но эскадрилья, в которой он летал, еще несколько лет находилась за границей. Молодые ребята с жадным интересом изучали чужую жизнь, так не похожую на свою собственную. Была у них возможность и что-то приобрести в этой стране, так что вернулись они не с пустыми руками, а довольно обеспеченными людьми, бравыми лейтенантами, красавцами и героями, победившими врага — в общем, завидными женихами. Перевели их в небольшой украинский городок и расквартировали по хозяйским хатам, ведь гарнизон еще только предстояло отстраивать. Впрочем, женское население не только не было против, а, наоборот, старалось заполучить к себе в дом молодых и здоровых мужиков. Из-за свекра даже возник спор, но одной, более хитрой и расторопной хозяйке, удалось договориться со старшим офицером и поселить парня у себя в хате. Как оказалось, она старалась пристроить свою дальнюю родственницу, приехавшую к ней, чтобы жить в городке и работать прислугой в обеспеченной семье. Однако, таковых в разоренном фашистами местечке не нашлось, вот она и сидела на шее у своих родичей, а те не чаяли, как от нее избавиться. Тут как раз и выпал счастливый билет: прибыли молодые, горячие хлопцы. Дивчин красивых было полно, так что действовать надо было быстро, пока ребята не выбрали себе невест.
Вот и ухватились за моего свекра: он был парень видный, высокий, со светлыми волнистыми волосами, широкими плечами — просто загляденье. Истопили хозяева баньку, подпоили хлопчика, а потом заслали свою уродливую деревенскую родственницу, чтобы спинку помыть, там все и произошло. И стала она к нему каждую ночь наведываться. Какой мужик, молодой, здоровый, изголодавшийся по женскому телу, а, может, и не успевший даже отведать его до войны, оттолкнет от себя навязчивую бабенку, ласкающую его каждую ночь!
Днем молодые офицеры трудились в поте лица на аэродроме, вылетали на задания - одним словом, несли службу. Вечером собирались в небольшом парке, танцевали под гармонь, знакомились с девчатами. Свекру приглянулась черноокая красавица Галя, скромная и веселая одновременно, она не позволяла ему никаких вольностей и тем еще больше распаляла его. Скоро она пригласила его в гости, чтобы познакомить с семьей, он всем понравился и ему дали понять, что будут рады, если молодые поженятся. Наконец все было решено, и уже назначен день свадьбы. Жених хотел , было, перенести свои пожитки в дом будущей жены. Ан нет! Не тут-то было: ему объявили, что услужливая карлица беременна, и он обязан на ней жениться, иначе вылетит и из партии, и из армии, но уже не на самолете. Пошли к начальнику части, и парня заставили жениться. Обманом! Потому что родила она своего никчемного сыночка только через год после свадьбы. Хитрая баба разбила жизнь и мужу, и Гале. Но и ей счастье не выпало: муж ее ненавидел всю жизнь, а дети выросли моральными уродами.
Закончив свой горький рассказ, свекор взмолился: «Дочка, беги отсюда: они страшные люди, убьют они тебя!». Значит, чутье меня не обманывало: против меня что-то замышлялось. Вскоре их план был обнародован. Аспирант наотрез отказался со мной разговаривать на эту тему, поэтому его озвучила сестра-потаскушка. Схема была такова: поскольку сестре надо было срочно отдавать долги за кооператив, а денег не было, она нашла мне фиктивный обмен с Архангельском. За мою однокомнатную квартиру там давали двушку и приличную сумму наличными. Но я бы туда, конечно, не поехала, а прописалась в квартире у родителей Аспиранта, и жили бы мы вместе с ними, до самой их смерти, а потом их трешка досталась бы нам. Ну, а деньги, вырученные за мою жилплощадь, естественно, забирала золовка. Как говорится: простенько и со вкусом! Моя мать хотела отобрать квартиру для моей сестры, а теперь я должна была просто подарить ее чужой тетке, да еще с отклонениями в психике. Конечно же, я отказалась наотрез, объяснив, что буду жить только в своем доме.
Тут я такого наслушалась: и о себе, и о том, что моя халупа никому в Киеве не нужна и много чего еще. Зато сразу стало понятно, почему нас так спешили поженить и перетащить меня в Киев, оторвав от друзей, знакомых и лишив меня работы. Я оказалась полностью в их власти, и началась , в первое время, обработка и попытка уговорить меня — свекровь рта не закрывала, убеждая, как нам будет хорошо жить вместе с ними. А когда поняли, что им меня не уломать, последовало хамство: сестрица без конца лезла в нашу комнату, рылась в моих вещах, в истерике бросалась на меня с кулаками. Аспирант мрачнел день ото дня, находясь меж двух огней: он, с одной стороны,был полностью под каблуком у матери, а с другой стороны, все-таки по-своему любил меня и боялся потерять. Конечно, он нервничал и из-за бесконечных ухаживаний за мной на работе начальника нашего отдела. Но больше всего его расстраивали письма, которые присылал мне Кирилл.
Я не смогла попрощаться с Кириллом, потому что уезжала в спешке, а он в это время лежал в больнице с подозрением на язву желудка. Конечно, я бы навестила его, если бы не отъезд, поэтому, устроившись на новом месте, я написала несколько писем: всем приятельницам и Кириллу. Первый ответ пришел от него, он рассказал о том, какой, на самом деле, оказался диагноз, что занимается лечебной физкультурой, поинтересовался, как у меня дела, передал привет мужу. Я ответила, задала свои вопросы — получила весточку от него, пару раз, гуляя по Крещатику, звонила ему, а Аспирант стоял рядом. Наверное, это было некрасиво и жестоко с моей стороны, но ведь я от него ничего не скрыла, он знал, на что идет, когда женился на мне. Как-то трубку взял папа Кирилла и, когда я представилась, он так обрадовался: «Наташенька, как хорошо, что ты позвонила — Кирилл будет просто счастлив!» От его писем и телефонных разговоров, очень коротких, не более трех минут, мне становилось легче дышать в той душной, давящей атмосфере, в которую я попала, приняв неправильное решение. Обстановка становилась все более и более гнетущей и нервозной, приближалась развязка, не хватало только последней капли, чтобы чаша терпения переполнилась. И она упала!
История моих ошибок. Глава 40
Жанна Тигрицкая
Четвертый круг ада.
Как-то Аспирант вернулся домой мрачнее тучи. На мой вопрос ответил, что ему позвонил его самый близкий друг и бывший однокурсник и предложил встретиться. Я удивилась, что он не рад и посоветовала: «Конечно, повидайся с ним! Наверное, надо его в гости пригласить. Давно вы с ним не виделись?» Аспирант хмуро пробормотал, что давно, и добавил, что встречаться с ним не будет, потому что это опасно. Он не хотел мне ничего объяснять. Но меня уже точил червь любопытства, и я расколола незадачливого сексота. Он признался, что его приятель был исключен из университета и отсидел несколько лет в тюрьме за антисоветскую деятельность по доносу самого Аспиранта. Он посадил лучшего друга! Теперь он боялся мести с его стороны, потому что тот понял, кто его выдал. Конечно, он не собирался идти ни на какую встречу, но опасался, что бывший друг его подкараулит либо сам, либо его сокамерники — и тогда предателю не сносить головы. Аспирант чуть не плакал, дрожа за свою жизнь, а потом обронил страшную фразу: «Придется его убрать!» Такого отвращения у меня за всю мою жизнь больше не вызывал ни один человек. Я схватила свою сумочку, накинула плащ и выскочила из квартиры, чтобы уже никогда не возвращаться в этот кошмарный дом. Аспирант бросился за мной, причитая, но, должно быть, у меня во взгляде было столько ненависти и презрения, что даже этот дурак понял, что мое терпение лопнуло - и отстал.
Прибежала я к Лере, выложила ей всё, она тоже пришла в ужас от услышанного, а потом вдруг предположила: «Послушай: так ведь он и тебя может попытаться убрать, раз посвятил в свои тайны! Сделаем так: ты останешься здесь, завтра на работе обязательно расскажем шефу обо всем, жить до возвращения в Москву будешь у меня, тем более, что на недельку-другую приедет с севера Виталик (муж Леры, зарабатывавший для семьи деньги), да и вот-вот предстоит переезжать на новую квартиру, так что ты мне поможешь» На следующий день она поговорила с Академиком, и он пообещал, что в обиду меня не даст, но посоветовал скорее оформить развод и забрать мои вещи из и дома.
Нетрудно догадаться, что после работы около института меня поджидал Аспирант. Он попросил Леру оставить нас наедине, чтобы поговорить без свидетелей, но мы обе наотрез отказались. Он сначала канючил, просил меня вернуться, а потом начал угрожать, не стесняясь подруги. Лера пришла в ужас от услышанного, схватила меня за руку и поволокла за собой, чтобы оказаться как можно дальше от этого подонка. Всю дорогу домой она очень эмоционально всплескивала руками и восклицала: «Как же тебя угораздило вляпаться в такое дерьмо — ты же умная женщина! Какой кошмар: как в плохом детективе про итальянскую мафию — шантажируют и грозятся убрать свидетелей! Нет, ну каков негодяй: нашел беззащитную одинокую бабу, за которую некому заступиться, решил отобрать квартиру, а потом прибить тебя где-нибудь в лесочке под Киевом. Конечно, они и не думали тебя прописывать в своем доме! Слава Богу, что ты вовремя унесла ноги оттуда! Надо только быть очень осторожной, одной никуда не ходить». Так мы и порешили.
Сначала жили втроем: Лерина дочка перевелась в Киевскую школу, потом присоединился Виталий, который привез деньги, чтобы купить кое-что из мебели в новую квартирку. Аспирант звонил мне на работу ежедневно и угрожал расправой, подстерегал около института, шел за нами по пятам, выкрикивая оскорбления и обещая расквитаться — в общем, оказывал постоянное психологическое давление. Шеф поручил мне срочную работу: он собирался делать доклад на международной конференции. Материала было много, и готовить его надо было тщательно, поэтому уехать я пока не могла. Да и все мои вещи остались в доме у Аспиранта. Лера попыталась договориться с ним, чтобы вместе с дочерью забрать их, но он сказал, что отдаст мне их только лично в руки. Я не могла подать на развод в Киеве, потому что у меня не было местной прописки, поэтому попросила его сделать это, чтобы расстаться быстрее и по-человечески, насколько это было возможно. Видимо, обсудив ситуацию, они решили, что в Киеве развестись для него будет безопаснее, поэтому он подал заявление в суд, заседание которого назначили на конец апреля.
Мы с Лерой и ее семьей уже упаковывали вещи для переезда, когда в дверь позвонили. Это был Аспирант, сообщивший, что привез моё барахло, которое сложили у лифта, и что его нужно забрать. Я так обрадовалась, что сразу выбежала из квартиры и устремилась к лифту, который располагался далеко от Лериной двери. Там я, действительно, увидела свои вещи. А еще сестру-потаскушку и двух мужиков. Эта компания дружно накинулась на меня с кулаками, сбила с ног, с остервенением нанося удары и оскорбляя. Они бы убили меня, или, как минимум, изувечили, если бы Виталий не выбежал мне на подмогу, а за ним и Лера с дочерью выскочили, начали кричать: «Сейчас вызовем милицию!». Шайке огласка была не нужна, и они ретировались. Все время, пока меня избивали, Аспирант стоял, скрестив руки на груди и наблюдал, видимо, получая удовольствие от возможности отомстить.
Поскольку от словесных угроз сексот перешел к активным действиям, я решила написать обо всем, что случилось, своим московским приятельницам, но боясь, что письма будут идти долго, я позвонила Ире дня за три до развода, чтобы рассказать об обещании Аспиранта выбросить меня из поезда, когда буду возвращаться в Москву. Кириллу я еще раньше написала, что на первомайские праздники приеду домой, умолчав о том, что ушла от постылого мужа: я хотела рассказать ему всю историю, приключившуюся со мной, подробно при встрече, чтобы видеть его глаза и реакцию на услышанное. Я считаю, что по телефону не стоит обсуждать важные вопросы, потому что не видишь собеседника. Кирилл прислал ответ на адрес Аспиранта, а тот почему-то принес мне письмо и все время пытался заглянуть через плечо и прочитать написанное. Я полагала, что из ревности и любопытства, а оказалось, совсем по другой причине. Кирилл просил меня позвонить прямо с вокзала, как только прибудет поезд, обещал ждать моего звонка и никуда не отлучаться. В письме я обещала приехать 30 апреля, но билет на это число, увы, купить не смогла. Их вообще не было, но меня выручил толстячок-ухажер, зав. отделом, достав через своих знакомых, правда, только на ночной поезд, прибывающий в Москву первого мая.
Тем временем Лера переехала в полученную гостинку — отсек, состоящий из крохотной прихожей, туалета и двух смежных комнатушек — общей площадью не более 25 метров, в одном конце коридора был душ для жильцов четырех комнат правого крыла, а в левом крыле был свой душ, тоже для четырех отсеков и большая общая кухня, одна на весь этаж. Мы с Лерой купили в комиссионке два диванчика, стол, пару стульев и даже кресло, я сшила на возвращенной мне машине шторы на окна, и гнездышко задышало уютом. К тому же Аспирант не знал, куда переехала Лера, поэтому мы жили спокойно.
На работе новость облетела всех почти мгновенно, меня поддерживали и сочувствовали, а молодые девчонки, с которыми я подружилась, даже печалились, что предстоит скорое расставание. Но кто меня, действительно, поразил, так это наш заведующий отделом, Илья Владимирович. Узнав о том, что я ушла от мужа, он скомандовал своим лаборанткам: «Девочки, сварите хороший кофе и приготовьте что-нибудь вкусненькое: я иду делать предложение Наташе!» В мою комнату он вошел с сияющим лицом, потирая руки, уселся напротив меня и неожиданно выпалил: «Наташа, у меня к Вам серьезное предложение: я хочу на Вас жениться!» Мне уже давно надоели его приставания типа: «Мне кажется, я Вас раньше где-то видел. Не напомните, где», на что я все время соответственно огрызалась: «Должно быть, по Центральному телевидению!». В тот день я, тем более, не была настроена выслушивать его идиотские приколы, поэтому отрезала: «Вы лучше удочерите меня!», ведь мне казалось, что он лет на пятнадцать старше. Илья ужасно обиделся и сразу же вышел, а женщины нашего отдела налетели на меня, как коршуны, и стали отчитывать за мою грубость и бестактность. Я попыталась объяснить, что мне не до шуток, и только тут они мне поведали о том, что он, действительно, в меня влюблен и хочет на мне жениться. Вот попала в дурдом! Не успела от одного сбежать — уже другой подстерегает! Пришлось мне идти извиняться перед ним, что его очень обрадовало, и он стал ежедневно вращаться вокруг меня, как Луна вокруг Земли, всегда повернутый одной и той же очень милой и доброжелательной стороной, помогая пережить неприятную ситуацию, в которой я очутилась. Он всегда был в приподнятом настроении, рассказывал много интересного - и, правда, оказался очень умным и эрудированным человеком, довольно известным ученым, руководителем международного проекта под эгидой ЮНЕСКО. Он приглашал нас с Лерой в гости и сам заглядывал к нам, потому что жил совсем рядом с ее новым домом. Он давал дельные советы по поводу развода и именно он порекомендовал мне позвонить подруге в Москву, чтобы рассказать об угрозах Аспиранта.
Я позвонила Ире за три дня до заседания суда, сообщила дату приезда и о предстоящем разводе. Я ожидала, что она удивится, но, вместо этого, удивилась сама: Ира мне рассказала, что Аспирант только что побывал в моей квартире, провел два дня, что-то искал, перевернул все вверх дном, переночевал и отбыл, оставив моих квартирантов в полном недоумении, поскольку скрыл, что я от него ушла. Как вовремя я об этом узнала! Спасибо Илье Владимировичу с его умной головой. Кстати, он перестал суетиться и рассказал мне много любопытного, такого даже в кино не увидишь.
Оказалось, что мы, действительно, уже встречались почти за три года до моего появления в Киеве, только я его совершенно не помнила. А вся история уходила корнями в далекое прошлое. В юности у него была невеста, ее звали — фатальное совпадение — Наташа, они оба уже закончили институты и подали заявление в ЗАГС, но перед свадьбой решили сходить в горы: она занималась альпинизмом и решила приобщить жениха к своему увлечению. Не помню, что там приключилось, только она сорвалась со скалы и погибла. Мое отношение к нему сразу поднялось на одну ступеньку — ведь я представляла, что ему пришлось пережить, и мое сердце прямо сжималось от жалости. Прошло много лет, но забыть ее он не мог, хотя после аспирантуры женился на милой девушке, прожили они года три, детей не родили, да и расстались тихо и мирно, продолжая общаться, поздравляли друг друга с праздниками и днями рождения. Светлана, на самом деле, была очень умной интеллигентной женщиной, докторскую диссертацию защитила намного раньше бывшего мужа. После развода он более десяти лет прожил один, торчал с утра до ночи на работе, много читал литературы по своей специальности, а научные статьи ему присылали авторы со всего мира практически ежедневно, преимущественно на английском языке, вот директор и взял меня на работу в его отдел, зная, что меня загрузят по самую макушку. Илья часто ездил в командировки по Советскому Союзу, иногда месяцами проводил совместные исследования в одном из городов, от Ленинграда до Алма-Аты, но чаще всего бывал в Москве, где имел кучу знакомых, в том числе и одиноких женщин, которые принимали его с распростертыми объятиями и поселяли у себя на весь срок командировки, так что гостиницами он не пользовался, тем более, что свободных мест в них никогда не было.
И вот, прибыв в очередной раз в столицу с деловым визитом, он ехал на трамвае, смотрел в окно — и чуть не получил инфаркт: увидел, как по улице идет его Наташа, живая и здоровая, не постаревшая ни на день. Нетрудно догадаться, что это была я. Он выскочил из вагона на следующей остановке, но меня уже и след простыл, тем более, что я шла в противоположном направлении. Это случилось в июне, а в сентябре он опять приехал в Москву, чтобы провести совместные исследования в одном из институтов и попытаться достать кое-какие электронные запчасти, чтобы отремонтировать вышедший из строя прибор, без которого его отделу приходилось туго. Поселился он, как обычно, у одной из своих знакомых, которая жила у самой кольцевой дороги, так что ездить было долго и хлопотно, делая кучу пересадок. Он, было, посетовал в институте на это обстоятельство, и вдруг кто-то подкинул ему мысль: договориться с водителем служебного автобуса, который возит своих сотрудников, живущих в Подмосковье. Оказалось, что совсем неподалеку находится Сережин институт, около которого каждый вечер стоит такой автобус. Илья последовал совету, подошел и договорился, что несколько дней будет ездить в качестве левого пассажира и выходить у МКАД. Он был очень доволен, уселся на заднее сиденье, приготовился вздремнуть — и вдруг сон, как ветром сдуло: в салон вошла я! Если верить его рассказу, то какое-то время он даже дышать не мог — такой эмоциональный шок получил. Понемногу придя в себя, он спросил у сидевшего рядом мужчины: «Кто эта женщина?» Ответ его убил: «Жена нашего сотрудника». Надежда на счастье с вновь обретенной любовью, едва успевшая затеплится в его душе, была вдребезги разбита обрушившейся, как цунами, безжалостной реальностью. Расстроенный, он стал наблюдать за мной: я разговаривала с девицами, смеялась, потом вошел Сережа и сел рядом. То, как мы смотрели друг на друга, как улыбались и обсуждали что-то, не оставляло никаких сомнений: у нас счастливый брак, мы любим друг друга.
Совместное исследование в дружественном институте подходило к концу, а Илья нигде не мог достать необходимую для ремонта прибора элементную базу. И вот как-то в автобусе обратился к ребятам, сидевшим рядом с ним: «Посоветуйте, может, в вашем институте кто-то сможет мне помочь!» Ему подсказали, к кому надо обратиться по поводу электронных приборов — к моему Сереже! И они познакомились. Муж спросил у своего шефа разрешение поделиться с коллегами имеющимися в достатке деталями, тот позволил, и дорогостоящий прибор был спасен, причем совершенно бесплатно — в те годы это было вполне естественно. Но Илья не хотел показаться неблагодарным и настаивал на том, чтобы хоть бутылку коньяка подарить. Сережа и ребята из его отдела от коньяка наотрез отказались и пригласили его вместе попить пивка. У одного из сотрудников как раз родился сын, так что был повод завалиться в пивной ресторан на Юго-Западной, чтобы отметить это событие. Илья с радостью присоединился к ним, всем поставил по пиву, послушал разговоры умных мужиков, закончивших лучшие вузы страны, посмеялся над рассказанными анекдотами — в общем, получил массу удовольствия. Но больше всего ему запомнилось другое: выпили за новорожденного, за отца, за мать, за мир во всем мире — тут встал Сережа и сказал: «Предлагаю выпить за мою жену. Она самая лучшая женщина на свете!» Илья признался мне, что никогда и никому в жизни так не завидовал, как в тот осенний вечер моему мужу.
Через пару дней Сережа в автобусе не появился, а я сильно загрустила (мужа отправили в колхоз убирать урожай на целых две недели). Узнать причину он не смог, потому что командировка закончилась, и он вернулся домой. Приехать в этот же институт у него получилось только через два с половиной года, в конце зимы. В автобусе он нас не увидел, а спросив, услышал страшную новость: Сережа трагически погиб, а я только что уволилась и уехала в Киев к новому мужу. Не успел он появиться на работе, как увидел меня, стоящую в коридоре, недалеко от его кабинета. Вот тогда он впервые ко мне подошел и спросил, не встречались ли мы раньше, но я его не помнила, хотя Сережа нас познакомил. Я была уверена, что ко мне клеится какой-то ловелас, вот и отшила его. Все это чистая правда, потому что мне об этом рассказывал Сережа, упустив только произнесенный в мою честь тост.
От таких совпадений прямо крыша может поехать! Получается, что нам предначертано самой судьбой было встретиться. Вот поэтому на моем пути и возник пресловутый Аспирант. А как же Кирилл? А пока надо было готовиться к разводу. Когда Аспирант принес мне последнее письмо от Кирилла, его вид поразил меня: и так небольшого росточка, с косолапыми ножонками и круглым, как тарелка, лицом, он весь как-то раздулся, словно рыба-шар, глазки еле просматривались под отекшими веками. Говорил он медленно, как будто находился под гипнозом. Мы с Лерой даже спросили, не заболел ли он и получили ошарашивший нас ответ: «Мама поит меня какими-то отварами, я все время хочу спать и не могу работать». Эта ведьма травила собственного сына и, наверняка подмешивала мне в еду какую-то гадость, чтобы парализовать мою волю, потому что, живя в их доме, я стала сильно отекать, чего со мной раньше никогда не было.
Наступил день развода. В институте после работы должен был состояться праздничный вечер, а потом чаепитие по отделам. Народ пришел нарядный, принесли из дома разные вкусности, настроение у всех, кроме меня, было приподнятым. Заседание суда было назначено на три часа, шеф меня благословил и откомандировал Леру мне на подмогу. Аспирант уже топтался в коридоре перед указанным в повестке кабинетом, держа в руках какие-то бумаги. Оказалось, что мне тоже надо заполнить заявление, тогда разведут сразу, поскольку нет ни детей, ни совместно нажитого имущества. Я с радостью заполнила все графы, за исключением одной: материальных претензий не имею. Он этого не заметил и отдал бумажку вышедшему в коридор секретарю суда. Вскоре нас вызвали, только вдвоем, Лере пришлось остаться в коридоре. Я очень нервничала, потому что он меня уверил, что и в суде у них все схвачено и проплачено (как это было сделано при покупке киевской прописки и поступлении их обоих в университет), поэтому меня ждет расправа и позор.
Сначала говорил он: обливал меня грязью, что я аферистка, захотевшая проникнуть в Киев, потому что в Подмосковье все меня знают как прожженную проститутку, которая за деньги ежедневно спит с разными мужиками и снимается для порнографических фотографий — тут он выложил несколько переснятых Сережей иллюстраций к учебнику «Техника секса для молодых супругов», которую кто-то из однокурсников достал по знакомству и принес в общежитие, чтобы просветить товарищей, которые, заканчивая институт, уже все поголовно были женатыми, но абсолютно серыми и неосведомленными о тонкостях сексуальной жизни — время было такое, целомудренное. Затем он прошелся по моим родителям и подругам, Леру тоже обозвал шлюхой, а потом начал обливать грязью Сережу, выставляя его алкоголиком и подонком. Вот тут я не выдержала и, расплакавшись, перебила его, рассказав, каким необыкновенным человеком был мой муж, как его все любили и уважали. Про Леру объяснила, что она достойная замужняя женщина, кандидат философских наук, приглашенная вице-президентом Украинской АН на работу в Киевский институт, что родители мои, преподаватели, всю жизнь честно работали на износ, не взяв ни одной чужой копейки, и так далее. Про фотографии они сразу все поняли, но я пояснила, что эти снимки оставались в моей квартире, а оказались в его руках, потому что он ездил с обыском ко мне в дом, где нет ни одной его вещи, у меня есть свидетели, которые мне и сообщили о его визите. Я не знаю, что еще он мог у меня украсть, поэтому не написала, что материальных претензий не имею.
Судья, по мере моего повествования, все больше сдвигал брови, а лицо его наливалось кровью. Услышав о проведенном у меня в квартире обыске, он грозно обратился к Аспиранту: «Что тебе там понадобилось?» - прямо на «ты», а не на «Вы», как говорил до этого. И этот придурок раскололся: «Я хотел забрать у нее облигации, которые принадлежали ее мужу, ведь я потратился на свадьбу!» Впечатление, произведенное на состав суда, даже невозможно описать! А когда я рассказала о том, что явилось истинной причиной его женитьбы на мне, а именно фиктивный квартирный обмен, на который я не согласилась, за что он грозится меня убить, запугивая по телефону и преследуя на улице, судья заорал на Аспиранта: «Да на тебя надо уголовное дело открывать! И сядешь ты по нескольким статьям и надолго!» - и добавил, обращаясь ко мне: «Не оставляйте так это дело — пишите заявление в милицию, тем более, что у Вас есть свидетели». В общем, нас развели сразу, постановив, что все судебные издержки должен оплатить он. Аспирант попытался что-то вякнуть, но судья его выгнал из зала заседаний.
Когда мы с Лерой вернулись в институт, уже началась торжественная часть вечера. Мы тихонечко пробрались на свободные места поближе к нашим сотрудникам, со всех сторон нам делали знаки: как, мол, все прошло. Мы, тоже при помощи знаков, ответили. что все в порядке. Больше всех усердствовал Илья, наверное, чуть не вывихнул себе шею. Даже директор, сидевший в президиуме, вопросительно поднял брови, но, увидев мою улыбку и показанный большой палец, удовлетворенно кивнул. Как же я была счастлива! После окончания доклада, все бросились к нам с Лерой, чтобы узнать подробности. Конечно, народ был в шоке от услышанного: такое и в кино не часто увидишь. Потом все разошлись по отделам, начали пировать в своих компаниях. Тут вдруг Илья предложил: «А поехали ко мне: надо же отпраздновать Наташино освобождение!». Оказалось, что он неплохо подготовился: было и «Шампанское», и хорошее марочное вино, и коньяк, и закуска — прокутили мы часов до трех ночи, потом пошли домой к Лере. На следующий день в девять часов вечера Илья и Лера посадили меня на поезд с кучей зачем-то привезенных мной из дома вещей, и я отправилась в Москву, но только на десять праздничных дней, пообещав директору вернуться и доделать всю необходимую работу.
Кошмар закончился. Я была свободна. Впереди меня ждал родной дом и близкий человек. Впервые за долгое время я ложилась спать с легким сердцем, а вагон укачивал меня, легонько подпрыгивая на стыках рельс, и колеса ритмично выстукивали дорогое мне имя: «Кирилл, Кирилл, Кирилл...».
История моих ошибок. Глава 41
Жанна Тигрицкая
Пятый круг ада.
Все-таки удивительно, из каких простых и тонких нитей судьба, эта кудесница-ткачиха, создает замысловатый узор на полотне человеческой жизни: небольшое утолщение — и появляется непредвиденный узелок, искажающий авторский замысел, один нечаянный обрыв непрочного волоконца — и все усилия создать нечто совершенное рассыпаются в прах. Как часто какая-нибудь незначительная, и даже ничтожная, деталь вдруг оказывается решающим фактором, коренным образом изменяющим нашу жизнь. Что это такое? Кто определяет, что хорошо для нас, а что плохо? Почему сплошь и рядом бывает так: человек, напрягаясь из последних сил, подобно трудяге-муравью, тратит полжизни, перетаскивая в муравейник веточки и листочки со всей округи, кропотливо выстраивая свой дом, а, когда работа уже близится к завершению, неожиданный порыв ветра вдруг срывает с дерева засохшую ветку и швыряет прямехонько на непрочное сооружение, в одно мгновение лишив бедолагу и дома, а порой и самой жизни. Кто подсказал муравью, где следует возводить свое жилище? А кто направил губительный шквал именно на это дерево? Людям часто внушают, что таким образом они наказываются за совершённые ранее грехи, то есть сами виноваты в том, что им не повезло. Обычно так считают «состоявшиеся» богатенькие господа, подлостью, обманом, а порой и откровенно криминальным путем, обеспечившие себе безбедное существование, отняв последний кусок у сирых и немощных. Почему-то судьба не спешит требовать у них расплатиться по своим счетам. На вопросы, касающиеся справедливости и возмездия, над которыми я размышляю всю свою жизнь, с самого детства, разные люди давали мне порой прямо противоположные ответы, которые никак не могли удовлетворить меня. И вот лет семь тому назад священник нашего нового прихода, мудрый и терпимый к человеческим слабостям, отец Михаил дал приемлемое и понятное мне объяснение: « Наталья, не рви так сердце: не может быть в этом мире справедливости, ведь это юдоль зла.» К сожалению, это так, поэтому я стараюсь никогда не слушать ханжеские нравоучения современных «верующих» лицемеров, кем бы они не являлись.
В ту ночь, проведенную в поезде, возвращавшем меня домой, радостные чувства в ожидании предстоящей встречи с Кириллом переполняли мою душу, мне хотелось броситься ему на шею, прильнуть к груди и выплакать все слезы, накопившиеся от обид и унижений, перенесенных мной в столице Украины. Однажды я уже пережила нечто подобное - когда встречала Сережу в аэропорту после сдачи госэкзаменов в университете. Все считают меня сильной и независимой женщиной, но мне всегда было нужно надежное плечо, чтобы преклонить голову, и твердая рука, чтобы опереться на нее в трудные жизненные моменты — у меня все это было, пока Сережа был рядом. Я знала, что это возможно, и хотела обрести такую опору вновь, поэтому решилась открыть Кириллу свою душу: все рассказать и объяснить причины моих поступков, я готова была остаться с ним без всякой фиолетовой печати, которая, сохранив мою репутацию, чуть не погубила мою жизнь. Я заплатила дорогую цену за верность погибшему мужу, за то, что не запятнала его фамилию. Наступило время подумать о себе самой, о том, чего хочу и кого люблю я, а не оглядываться на вечно сплетничающих кумушек, готовых осудить всех и вся. Скоро, скоро закончится кошмар, и я снова стану счастливой!
В Москву поезд прибыл утром, соседи по купе помогли мне вытащить на перрон груду моих пожитков: ведь я уезжала зимой, так что теперь, надев летнее платье, теплые шмотки я рассовала по чемоданам и сумкам, а еще был телевизор, проигрыватель с двумя колонками внушительных размеров и швейная машина. Аспирант меня очень удивил тем, что старался зимой вывезти из моего дома как можно больше вещей, поскольку после обмена квартиры предстояло заказывать контейнер для перевозки мебели, а в него можно было загрузить и все остальное. Но он-то знал, что жить мне осталось недолго, а мои родственники ничего ему не отдадут, вот и спешил урвать, что мог. Конечно, дотащить до такси всё это самостоятельно было просто невозможно, поэтому я очень обрадовалась появившемуся на платформе носильщику с тележкой. Мы погрузили на нее багаж и направились к стоянке такси. По дороге мне попался телефон-автомат, и я рванулась было, чтобы позвонить Кириллу, как обещала, ведь он знал, что я приеду и ждал моего звонка, однако, носильщик разворчался: ему надо было план выполнять и деньги зарабатывать, обслуживая как можно больше пассажиров, а не ожидать у таксофона, когда кто-то наговорится. Делать было нечего, я подчинилась, надеясь, что Кирилл меня поймет и простит.
Войдя в квартиру, я обалдела: мои знакомые даже не подумали съехать. хотя крайний срок их пребывания в моем доме был оговорен заранее — 30 апреля. В комнате царил полнейший бардак: шкафы заняты их вещами, а мои положить вообще было некуда. На столе лежала записка: «Мы поехали на Первомай навестить родственников, вернемся 3 числа и обсудим нашу дальнейшую жизнь у тебя.» Это было настоящим хамством: во-первых, где жить мне самой, а во-вторых, ко мне напросился в гости «на месячишку» мой папаша, который приезжал 4 мая. Почему-то ни квартиранты, ни отец не сочли нужным сначала спросить моего разрешения, а уж потом покупать себе билеты и что-то вообще планировать. Я собиралась пригласить отца перед возвращением в Киев , не раньше Дня Победы, показать, где что находится, познакомить с приятельницами, на всякий случай, так чтобы он прожил у меня до конца мая, в крайнем случае,до середины июня, и отбыл домой. Он скрывался от милиции, возбудившей против него уголовное дело за избиение сестры и нанесение ей тяжелых увечий: они в очередной раз поскандалили, подрались, и он, ударив ее в лицо, сломал ей нижнюю челюсть и обеспечил сотрясение мозга. Там, вообще, вышла прелюбопытная история.
Не зря мой отец вдруг завел со мной переписку. Ему посоветовала сделать это его любовница-журналистка. Как только он узнал о том, что мать с сестрой вышвырнули меня из отчего дома, ни разу не накормив и даже не спросив, есть ли у меня деньги на обратную дорогу, но зато вылив на меня ушаты грязи, они с этой репортершей состряпали огромную статью в вечернюю городскую газету, где поведали читателям сначала о нашей с Сережей большой любви, потом о его гибели, о том, как мне было тяжело пережить свалившееся на меня горе, и очень подробно написали о том, как издевалась надо мной моя собственная мать и как она выгнала меня из дома. Статья вызвала в миллионном городе широкий резонанс, многие прекрасно поняли, о ком идет речь, а кто был не в курсе — тому объяснили, в газету пришли десятки откликов, самые нелестные из них опубликовали. С матерью на работе перестали здороваться, газета со статьей передавалась из рук в руки по всему техникуму, и ее даже поместили на доске объявлений, но мать сорвала.
Отец ни словом не обмолвился о происходящем. Я узнала обо всем от Веры, когда приехала из Киева после Нового года. Мать позвонила ей и попросила, чтобы я написала опровержение в газету. Вера ей очень холодно ответила , что передаст просьбу, но посоветует мне не делать этого. Подруга попыталась пристыдить мать за ее издевательство надо мной, за жестокость по отношению к собственному ребенку, за то, что в течение целого года она ни разу не поинтересовалась, жива ли ее дочь. Но с моей мамочки все было, как с гуся вода: она была неисправима. Узнав от Веры, что я перебираюсь в Киев, она затаилась на пару месяцев, а затем перезвонила и попросила мой номер телефона, Вера его продиктовала, и она неожиданно позвонила мне на работу, чтобы сообщить, что будет проездом из Львова в Киеве, попросив приехать в аэропорт. Я не хотела ехать, но меня уговорили Лера и Илья, они ведь еще не имели счастья познакомиться с моей мамочкой, Илья даже предложил свою квартиру для свидания, если перерыв между рейсами затянется.
И вот я в аэропорту «Борисполь» на следующий день после развода. Выходит в зал моя мать, но не одна, а с коллегой — вот почему меня позвали: показать при свидетеле, что статья в газете лживая, а, на самом деле, любящая мать, конечно же, общается с дочерью и всячески поддерживает ее. Я сразу же поняла ее замысел и решила не подыгрывать ей, подошла со словами: «Ну, и зачем я тебе понадобилась?» Ей, видимо, стало неудобно перед сотрудницей, и она сказала: «Зачем ты так! Не надо: я хочу попросить у тебя прощенье.» И тут я разрыдалась, измотанная перенесенной накануне нервотрепкой, мы сели, и я стала ей рассказывать обо всех страданиях, пережитых за последние месяцы, об угрожавшей мне опасности. Наверное, то, что она услышала, показалось ей настолько ужасным, что она даже не заикнулась об опровержении, зато поведала об уголовном деле, заведенном на отца, и посоветовала не связываться с ним, не пускать в свой дом, иначе неприятности мне будут обеспечены. Мать предостерегла меня: «Ты у нас, конечно, очень жалостливая и всем хочешь помочь, но ты, должно быть, уже забыла, какой подлый человек твой отец. Рано или поздно он обязательно заставит тебя пожалеть о том, что ты ему помогла». Ее слова оказались пророческими: я до сих пор жалею о том, что приютила его в своем доме, но об этом не сейчас. С тех пор мы с матерью стали изредка переписываться. От нее же я узнала, что зять ушел от сестры и развелся с ней.
А пока, вместо того, чтобы сбегать на почту к единственному на весь город телефону-автомату для звонков в Москву, чтобы сообщить о своем приезде Кириллу, я отмываю загаженный квартирантами дом, в надежде, что завтра мы приедем сюда вместе с ним, чтобы спокойно поговорить обо всем случившемся и решить, что нам делать в будущем. Во что люди превратили квартиру за три месяца — уму не постижимо: весь балкон забит размокшими от дождя и снега коробками, потолок на кухне почернел: оказывается, они смолили какое-то туристическое снаряжение, линолеум прожжен в нескольких местах. И они еще надеялись остаться в моем доме! Вечером, приняв ванну после неожиданно свалившегося на меня субботника, я спустилась к Ире, уставшая и злая. Выслушав мои жалобы, она только рассмеялась: «Не хотят они лето проводить в своей московской коммуналке: здесь лес, речка, природа — красота, вот и решили, что ты поселишься на кухне, а они втроем будут жить в комнате. Что тебе — жалко, что ли?» Все за меня уже решили. Оказалось, что два эти семейства очень сдружились — стали не разлей водой! Тогда я сообщила, что ко мне приезжает отец, поэтому своих новообретенных приятелей Ира вполне может поселить у себя в двушке: сама с мужем и ребенком в одной комнате, а лучшие друзья — в другой. В итоге так они и сделали: сначала царили дружба и любовь, через месяц Ира стала мне жаловаться, что не может выйти ночью в туалет в ночнушке — раз в доме чужой мужчина, что ванная вечно занята, а газовая плита практически не выключается: на ней все время что-то варится, поэтому в квартире духота, а окна не всегда откроешь — ведь живут на первом этаже. В общем, до конца лета они разругались окончательно и разбежались в разные стороны, а еще совсем недавно меня называли эгоисткой, не желающей войти в положение хороших людей!
На следующий день, с утра пораньше, я отправилась в Москву, чтобы купить обратный билет и позвонить Кириллу. С билетом все прошло спокойно, а вот Кирилл на меня наорал: «Куда ты пропала? Второй день, как дурак, сижу у телефона, не могу никуда выйти! Почему вчера не позвонила? Я тут уже с ума схожу!» Я попыталась оправдаться тем, что у меня было много вещей, поэтому пришлось взять носильщика до стоянки такси, а оттуда сразу отправиться домой. Он продолжал меня ругать. Сказал, что могла бы и со стоянки такси ему позвонить, тогда он подъехал бы на своей машине и забрал меня вместе со всем барахлом. Мне это даже в голову не пришло, потому что раньше он никогда не предлагал меня подвезти. Я, конечно, все равно, чувствовала себя виноватой и хотела заслужить его прощенье при встрече. Мне прямо не терпелось поскорее увидеть Кирилла. Но у него были какие-то дела, и он предложил встретиться в шесть часов вечера, причем пригласил к себе домой. Мне не хотелось ехать к нему — ведь это противоположный конец Москвы, я прикинула, что, если мне вернуться домой сейчас, то на это уйдет два часа, потом добираться от моего дома до его — еще три, то есть отдохнуть смогу не больше сорока-пятидесяти минут — в общем, возвращаться домой не имело никакого смысла, поэтому мне пришлось шататься по городу почти шесть часов. День был необычно жаркий для начала мая, я вся запылилась, пропотела, устала и проголодалась. Наконец, приблизился условленный час. Я умылась в общественном туалете, поправила растрепавшиеся волосы, купила у лоточницы отвратительный пирожок, который все-таки съела, и ровно в шесть стояла перед дверью его квартиры. Я робко нажала на кнопку звонка, а губы уже непроизвольно начали растягиваться в радостную улыбку. Дверь отворилась — на пороге стояла незнакомая седовласая женщина.
От неожиданности я онемела, потом, кое-как придя в себя, пробормотала извинения и попыталась уйти, объяснив, что, наверное, ошиблась адресом. Женщина приветливо улыбнулась в ответ: «Нет, ты не ошиблась: тебя ведь зовут Наташей? Кирилл сейчас в гараже с папой, но он скоро придет. Проходи, не стесняйся, будь, как дома!» Я еще колебалась, не зная, что делать — конечно, Кириллу следовало предупредить меня, что его родители остались дома, а не уехали на дачу — тогда я точно не потащилась бы к нему. Видя мою нерешительность, Анастасия Михайловна, а это была мама моего лучшего друга, решительно взяла меня за руку и провела в гостиную. Усадив меня на диван, и устроившись рядом, мама Кирилла стала меня расспрашивать о моей семье, родителях, откуда я родом, чем занимаюсь, что люблю. Хоть она и задавала вопросы, но я почувствовала, что она и так обо мне много знает: наверное. сын просветил. Меня это несколько удивило, ведь Кирилл всегда казался таким скрытным, но, очевидно, с мамой у него были доверительные отношения, потому что она знала о том, что происходило между нами. Разговаривала она со мной так ласково и участливо, как, пожалуй, это умела делать только моя Баба Рая. Стоило мне признаться в том, что я люблю поэзию, как Анастасия Михайловна тут же сообщила, что Кирилл обожает стихи, не успела я рассказать о том, что выросла на Урале, поэтому привыкла ходить в походы и собирать понравившиеся мне камни, как она, всплеснув руками, подтвердила, что и у ее сына такое же хобби — и указала на стоящий на балконе сундучок, где Кирилл хранил свою коллекцию.
Мне и самой казалось, что у нас с ним много общего, а тут его мама просто утвердила меня в этом мнении. Она так и сказала: «Вы с Кириллом очень похожи. Вам никогда не будет скучно вдвоем, а так бывает не у всех.» Я ответила, что знаю об этом из собственного опыта, потому что у нас с мужем все было именно так, и мы были очень счастливы. Она переспросила: «Ты, должно быть, сильно его любила, раз не можешь забыть? Но жизнь такая длинная, у тебя еще все впереди: будет и хороший муж, и детки. Вот вы с Кириллом дружите, он тебе нравится?» Я ответила: «Да. Кирилл — мой самый близкий друг. Я так по нему скучала в Киеве, если бы не его письма и не возможность поговорить по телефону, я бы, наверное, не выдержала: жалею, что вышла замуж и уехала в другой город. Мне его так не хватало!» И тут от его мамы я услышала то, что так давно хотела услышать от него самого: «Деточка, зачем же ты это сделала? Кирилл так переживал: он ведь любит тебя!»
Тут, как в настоящем триллере, открылась дверь и вошли Кирилл и его папа. Только что услышанное признание вызвало в моей душе такой сумбур, ведь у меня не было ни одной секунды, чтобы осмыслить эту новость, я была смущена, и рада до безумия, и боялась поверить в свое счастье! Я находилась в такой растерянности, что не знала, как себя вести, что говорить. Он вошел в комнату с какой-то робкой, даже виноватой улыбкой: наверное. опасался, что буду упрекать в том, что подстроил неожиданную встречу с родителями. И я не знала, что мне делать в присутствии его мамы (папа сразу пошел в ванную отмываться от гаражной пыли). Конечно, уже и речи не было о том, чтобы броситься ему на шею: весь выстроенный мной сценарий нашей встречи развалился на глазах. Тут Анастасия Михайловна захлопотала, приговаривая: «Давайте скорее обедать! У меня давно все готово. Идите мыть руки!» Кирилл умылся и пришел за мной, чтобы отвести на кухню, где был накрыт стол, но я застеснялась и наотрез отказалась от обеда, сказав, что не голодна, мне нужно было время, чтобы придти в себя, собраться с мыслями и дать своим чувствам хоть немного успокоиться. Пришла мама, попыталась меня уговорить и, не добившись результата, вышла, взяв с меня слово хотя бы попить чай с испеченным ею пирогом специально для этого случая. Я пообещала отведать пирога непременно.
Кирилл проголодался, поэтому пошел обедать, а меня завел в свою комнату, достал из верхнего ящика письменного стола желтый пакет с фотографиями, бросил его рядом со мной на тахту и сказал: «Я, правда, очень голодный, сейчас быстренько поем и вернусь, а ты пока посмотри фотографии, чтобы не скучать.» Я не сразу открыла пакет: сначала хотела рассмотреть его комнату, особенно, тома, стоящие в шкафу. Меня удивило то, что в наших домах хранятся и читаются одни и те же книги — не зря у нас с ним было так много общего, ведь именно хорошая литература зачастую формирует личность человека. И сама комната, небольшая, но аккуратная и уютная, мне тоже понравилась. Я присела на тахту, погладила покрывало: ведь здесь спал мой любимый, а, может, порой и не спал, а думал обо мне. Меня охватил такой восторг, но тихий, без бурного ликования, а основанный на уверенности, что я наконец обрела свое долгожданное счастье. Машинально я открыла конверт, достала пачку черно-белых фотографий, взглянула на верхнюю, и в ужасе отшвырнула их от себя, как ядовитую змею: на снимках были запечатлены жаркие объятия и страстные поцелуи лежащих на этой самой тахте Кирилла и Марины!
История моих ошибок. Глава 42
Жанна Тигрицкая
Шестой круг ада.
Не существует таких слов, которые могли бы описать мое состояние. В одну секунду мир перевернулся с ног на голову, мне казалось, что я лечу в какую-то бездну с огромной скоростью, а вокруг меня вращаются стены, потолок, мебель, город за окном, как будто закручивая меня в тугую спираль, лишая возможности понять, что со мной происходит. Мне стало плохо: сердце бешено колотилось, не хватало воздуха, силы оставили меня: я не могла даже пальцем пошевелить. Наверное, от такого шока можно было и умереть — и это показалось бы мне счастьем в тот момент. Я уронила голову на стол и закрыла глаза, не было ничего, кроме мрака — ни желаний, ни мыслей, ни сил. Но Господь не оставил меня: сначала вернулась чувствительность к рукам и ногам, возможность сесть прямо, голова пока не соображала, но пальцы стали собирать рассыпавшиеся снимки, засовывать их в пакет. В ушах звенело, и этот звон, как будильник, встряхнул меня, запустил работу мозга: я стала лихорадочно искать выход из унизительного положения, в котором оказалась по собственной глупости и доверчивости. Это уже гораздо позже я смогу начать анализировать причину случившегося, а тогда мне надо было срочно решить, что делать в ближайшие минуты, ведь Кирилл должен был вот-вот вернуться.
Если бы не душевный разговор с его мамой, не ее теплота и сердечность, которую она проявила по отношению ко мне, я бы просто потихоньку выскользнула из квартиры и никогда больше не увидела Кирилла. Но я не могла обидеть его маму, замечательную, добрую, милую женщину, мне не хотелось, чтобы она посчитала меня невоспитанной хамкой, не умеющей ценить внимание и радушие пожилого человека. Однако и Кирилла я видеть не могла!Теперь мне уже нечего было ему сказать: это был враг, который, усыпив мою бдительность и заставив раскрыть мою душу, нанес предательский удар в самый неожиданный момент. Если он хотел поквитаться со мной за те неприятные минуты, которые, возможно, и на самом деле, пережил, узнав от ребят, что я выхожу замуж, то он в этом преуспел! Сто раз права была Люба, призывавшая меня не доверять Кириллу! Мало мне было того, как он подвел меня с прошлогодним отпуском: не пойди я у него на поводу — не оказалась бы я на море тем летом, не познакомилась бы с Аспирантом, не попала бы на крючок квартирным аферистам, не подвергла бы свою жизнь смертельной опасности. А теперь я, как старуха из сказки Пушкина, сидела, но не перед корытом, а перед своей разбитой вдребезги жизнью — без семьи, без работы и без полезных связей в столице — совершенно одна, никому не нужная, да еще униженная и оплеванная человеком, которому вознамерилась вручить свою судьбу! Вот уж: действительно, дура набитая!
И тут вернулся герой моего романа: сытый, радостный и довольный, а я так и не успела ничего придумать. На меня вдруг навалилась кошмарная усталость и полная эмоциональная апатия — наверное, это было нервное истощение, вызванное бурно пережитым шоком. Мы вернулись в гостиную, на тот самый диван, на котором так сладко заснула моя бдительность, убаюканная ласковыми речами его мамы. Кирилл сел рядом, обнял меня за плечи одной рукой и стал расспрашивать, что нового произошло в моей жизни. Поскольку я так и не нашла для себя достойного выхода из оскорбительной ситуации, то попросила: «Давай, сначала ты расскажешь, а потом я». Из его писем я уже знала, что он, наконец-таки, получил из ВАКа открытку с подтверждением успешной защиты своей диссертации, и поздравила его, посетовав, что ему пришлось так долго ждать — целых полтора года. Он с гордостью продемонстрировал полученное свидетельство, рассказал, что изменилось в институте, а потом опять спросил: «Ну, а ты-то как? Муж приехал с тобой или остался в Киеве?» Скрывать развод было бессмысленно, и я призналась, что давно ушла от мужа и даже перед праздником состоялся суд, поставивший точку в нашем браке. Я уже точно решила, что ничего ему не расскажу, потому что не хотела его больше видеть никогда в своей жизни.
Услышав новость, он очень оживился и даже обрадовался: вскочил с дивана и начал бегать по комнате, приговаривая: «Я так и знал, что ты долго не выдержишь. Ты молодец, что не стала это затягивать! Тогда я тебе кое-что покажу» - и, наведавшись в свою комнату, он принес конверт. Это было письмо от Аспиранта, в котором тот довольно ехидно намекал Кириллу, что у него было достаточно времени для ухаживания за мной, но, видимо, не было желания. «А теперь - писал он — Наташа моя жена, поэтому оставь ее в покое!» Письмо было довольно длинное и резкое — наверное, Аспиранту помогли его состряпать, потому что его мозгов просто не хватило бы на некоторые формулировки. Кирилл-то, не зная моей ситуации, решил, что это письмо было продиктовано ревностью нелюбимого мужа, а, на самом деле, бандитская шайка обрубала все мои контакты, чтобы меня никто не хватился в случае моего исчезновения.
Кирилл прямо-таки находился в состоянии эйфории: плюхнулся рядом со мной на диван, опять обхватил меня рукой за плечи, прижал к себе. В очередной раз зазвонил телефон (за время моего визита раздалось не менее десяти звонков: поклонницы наперебой приглашали своего кумира прогуляться, но он, капризным голосом избалованного мужчины, знающего себе цену, всем отказывал, объясняя, что у него дела), и Кирилл неожиданно веселым тоном, подмигивая мне, отказал очередной жертве, объяснив, что к ним из Киева приехала родственница. Его веселье настолько не совпадало с моим внутренним состоянием, что показалось мне обидным и издевательским, ведь, если бы его радость была вызвана моим освобождением, то он, раз сам признался, что ожидал такого исхода событий, по идее, должен был не фиглярствовать и строить гримасы, а сделать-таки предложение: «Давай будем вместе!» Но, видимо, я в его серьезные планы не входила, в отличие от Марины. Я была одной из того стада телок, которые звонили ему и предлагали себя — ведь и я звонила и писала ему сама! Вот позорище-то!
И тут Кирилл неожиданно бросил мне спасательный круг, спросив: «Раз ты давно ушла от мужа, где же ты жила?» Я, уцепившись за эту соломинку, не задумываясь ни на секунду, выпалила: «У любовника!» Все его веселье моментально испарилось, он стал мрачнее тучи и спросил довольно грубо: «У какого еще любовника?» Я набрала в легкие побольше воздуха и начала всплывать на поверхность из темного, холодного и мерзкого омута, в который зашвырнули меня его фотографии: подробно рассказала ему об Илье, о том, как он поддержал меня, как сильно любит, как сделал мне предложение при всем отделе. Я могла торжествовать: это известие его поразило, наверное, не меньше, чем меня пресловутые снимки. Тут вошла его мама с пирогом и чаем. Мне не хотелось ничего, а только поскорее покинуть этот дом, однако, чтобы не обидеть ее, я съела кусочек, пирог, действительно, оказался очень вкусным. Я в очередной раз попыталась встать и откланяться, и теперь Кирилл уже не стал удерживать меня. Он позвонил кому-то и договорился о встрече, потом вышел переодеться и вернулся в рубашке, которую ему купила я, отстояв прошлой осенью огромную очередь, но даже не испытав никакого раздражения от этого — ведь мне так хотелось порадовать его. А теперь он отправлялся на свидание в этой самой рубашке, чтобы тискать и прижимать к груди другую женщину — конечно, он это сделал, чтобы задеть меня.
Мама вышла нас проводить. Должно быть, она поняла, что мы поссорились, потому что вид и у нее был расстроенный. Она попросила: «Кирюша, постарайся вернуться не очень поздно» и посмотрела на меня, наверное, полагая, что гулять он идет со мной. Всю дорогу до метро мы молчали. Вагон был полупустой, мы сели напротив женщины с маленькой девочкой. Я залюбовалась очаровательной малышкой и неожиданно произнесла вслух: «Как мне хочется иметь детей! Для меня это главное счастье в жизни». Кирилл откликнулся довольно равнодушно: «Не переживай, Наталья: все у тебя в жизни еще будет, в том числе и дети». В центре города он вышел, а я поехала дальше, в полном одиночестве.
Вернулась домой я за полночь: местные автобусы уже не ходили, пришлось тащиться пешком. Едва я вошла в квартиру, как последние силы оставили меня, я рухнула на диван и горько заплакала. Ну, не понимала я, за что на меня бесконечно сыпятся всевозможные испытания! Не успевала я поверить, что начинается светлая полоса в моей жизни, как тут же оказывалась в еще более тяжелой ситуации, а кажущееся добро неизменно оборачивалось беспощадным злом! Вот и сегодня меня сбросили с вершины, на которую я вскарабкалась с таким трудом, преодолев кучу препятствий. Я вспомнила свои ощущения при виде этих ужасных фотографий: хотела нырнуть в приятную, освежающую, лазурную воду, манящую своей чистотой и прохладой, а оказалась в чане с кипящей смолой — стремясь попасть в рай, угодила в ад!
До сих пор я так и не поняла, зачем Кирилл подсунул мне эти снимки. Судя по тому, как он обрадовался известию о моем разводе, и как разозлился, услышав об Илье, он вполне мог питать какие-то надежды на совместное будущее (это я потом уже прикидывала разные варианты объяснений), тогда зачем он так рисковал, зная, что обидит меня этим? Мой взрослый сын недавно высказал такое предположение: «А если бы ты не застеснялась, а села бы обедать вместе с ними, тогда, эти фотографии вообще не попали бы к тебе в руки». Когда я рассказала на следующий день о произошедшем Ире, она меня отругала за то, что я сообщила Кириллу о предстоящем замужестве с Ильей, потому что была абсолютно уверена, что Кирилл мне дал первый попавшийся под руку пакет, понятия не имея, какие в нем лежали карточки. За прошедшие с того дня тридцать лет, пытаясь все-таки докопаться до истины, я не раз выдвигала и тут же опровергала очередную версию, объясняющую его поступок Тем не менее, мою жизнь он опять развернул на 180 градусов.
Уснула я около четырех часов, а в шесть меня разбудил беспардонно трезвонящий дверной звонок — это явились мои квартиранты. Женщину я увидела в первый раз в жизни, потому что, уезжая, оставляла дом на ее мужа — семья еще проживала в Прибалтике, куда они попали по его распределению после института. Бабенка оказалась разбитной и поразительно наглой. Она, видимо, настолько прониклась ролью хозяйки моего дома, что даже разговаривала со мной свысока, и без всякого спроса пользовалась в мое отсутствие всеми моими личными вещами, неосмотрительно оставленными в одном из шкафчиков. Кое-чего я вообще не досчиталась, а она спокойно заявила, что потеряла их, оставив то ли в автобусе, то ли в магазине. Все эти вещи были мне дороги, потому что покупал их Сережа, а эта хабалка попросту их украла. И как можно было явиться ко мне в такую рань: у них же была своя комната в Москве — поехали бы сначала туда, чтобы не беспокоить человека. Представляю, что было бы, если бы у меня ночевал Кирилл, а именно к этому я готовилась! Как же эта дрянь разозлилась, когда узнала, что ей придется съезжать из-за моего отца! Она, правда, попыталась предложить все тот же вариант, когда узнала, что я возвращаюсь в Киев,: отец будет жить на кухне, а они вдвоем с мужем — в комнате (дочку они отвезли к родственникам), но этот номер у нее не прошел, и они начали перетаскивать свое барахло в Ирину квартиру.
Весь день я только и делала, что закрывала и открывала дверь, устала, как собака, но и назавтра отдохнуть не пришлось: надо было ехать встречать отца, потом раскладывать его вещи, приучать к местной жизни. Увидев мою облезлую квартиру, и так обшарпанную, да и еще более загаженную квартирантами, отец пообещал, что наймет маляров и сделает косметический ремонт, пока я буду в Киеве. И еще, найдя на балконе кирпичи и гранитную плиту, поклялся привести Сережину могилу в идеальное состояние:почва уже достаточно осела — так что памятник можно было водружать на место. Уезжала я, немного успокоившись. Кирилл ко мне ни разу не приехал, а ведь знал, где я живу, и мог попытаться помириться, поэтому я решила, что, если Илья проявит настойчивость, я, пожалуй, выйду за него замуж: он умный, интересный, образованный человек, да еще и не нуждающийся в моей квартире, а просто любящий меня мужчина. Вот и нарожаю от него умненьких детишек, защитит он свою докторскую диссертацию, поменяем мы свои две квартиры на одну большую — и заживем счастливо на зависть всем, а Кирилл пусть мается со своей постылой Мариной, которая, по его же собственным словам, не нравится ему ни как человек, ни как женщина!
Илья меня встретил на вокзале и сразу пригласил после работы в гости. Весь день я была очень занята, готовя материалы для конференции, правда, успев наслушаться от подруг, как Илья скучал без меня, как ходил на работу с фиолетовыми кругами под глазами — его мучили сильные головные боли. Он, действительно, показался мне усталым, но был рад нашей встрече. Чего греха таить, мне это было приятно. Леры на работе в тот день не было — она занималась в библиотеке, поэтому в гости к Илье я попала одна. Как и в прошлый раз, он приготовил хорошие вина и разные вкусности и вручил потрясающие розы — видно было, что человек готовился к моему приезду и хотел меня порадовать — не то, что Кирилл! Мы засиделись допоздна: когда я спохватилась, было уже два часа ночи, то есть беспокоить Леру было просто неприлично. Илья предложил остаться у него и расположиться в разных концах его огромного дивана — ведь на одолженной им раскладушке я спала у Леры. Я взяла с него слово: «Не приставать!» На что он с юмором ответил: «Что Вы, Наташа, я вообще импотент!» Интересно, а зачем тогда замуж звал — подумала я, но очень хотелось спать, поэтому сразу отключилась. Утром почувствовала, как меня кто-то гладит по голове, приоткрыла глаза: «Батюшки: где это я?», потом увидела Илью, изо всех сил пытающегося дотянуться до моего лица со своего края дивана. Похоже он провел бессонную ночь. Да-а, не позавидуешь такому испытанию! И я решила вознаградить его и за проявленное ко мне внимание, и за то, что сдержал данное мне слово. В общем, осчастливила мужчину, да и себя тоже: он оказался превосходным любовником — так что идти под венец можно было без всяких колебаний.
В общем, жить я осталась у Ильи, только утром мы выходили из дома порознь, потому что многие сотрудники института обитали по соседству, а мы не хотели афишировать наши отношения. Мне было страшно ставить себе очередную печать в паспорт, но и поселиться вместе без регистрации брака мы не могли, ведь кому-то надо было переезжать. У Ильи в Киеве было довольно высокое положение, а после защиты докторской диссертации открывались еще более заманчивые перспективы. Но и в Москве у него была куча знакомых, в том числе известных и влиятельных в научных кругах людей. В то время он работал над монографией, и мы решили, что пока он возьмет творческий отпуск, чтобы закончить книгу, а потом и ежегодный — полтора месяца — и мы будем в это время жить у меня, а в Москве он сможет поговорить со своими знакомыми: вдруг его куда-нибудь пригласят поработать. А пока мы наслаждались обществом друг друга во всех отношениях: он много мне рассказывал о своих делах, об интересных, даже уникальных экспериментах, о перспективах, открывающихся перед человечеством, благодаря новым научным открытиям. Обсуждали мы и философские, и культурные и национальные вопросы. Меня немного резанули его пренебрежительные высказывания о русских и абсолютно нетерпимые — о евреях. Я не привыкла делить людей по национальному или расовому признаку, ведь в любой нации присутствуют и благородные люди, и подонки — глупо было бы это отрицать. Тем более ему, в котором смешались аж четыре крови: русская и французская по отцу, и немецкая и польская по матери, но при этом в паспорте у него было написано «украинец». Так что споры у нас случались довольно горячие, как, впрочем, и ночи, которые примиряли нас с первым же поцелуем, только вот выспаться нам никак не удавалось.
Наконец, поручение шефа было выполнено, и я отправилась в Москву подыскивать себе работу поинтереснее и поближе к дому. За прошедшие три года на нашей линии метро сдали две новые станции, и на дорогу стало уходить гораздо меньше времени, строили еще четыре, то есть очень скоро метро шагнуло бы к самой Кольцевой Дороге, а тогда наш город оказался бы совсем под боком у столицы, поэтому я даже не думала устраиваться в один из местных институтов. Поиски, однако, затягивались, и я слетала на выходные в Киев - мы очень скучали: оказалось, что секс может привязать людей друг к другу не меньше, чем нежная, романтическая любовь. Спасибо Кириллу: не толкни он меня своим непорядочным поступком в объятия Ильи, я могла бы так никогда в жизни и не узнать того, чему меня научил щедро одаренный природой и многоопытный Илья — думаю, что в интимной науке ему легко можно было присвоить звание академика. Наставником он оказался талантливым: прекрасно понимая, что имеет дело с патологически целомудренной женщиной, практически первоклашкой, знакомой только с азами эротики, он постепенно, не пугая и не принуждая, осторожно провел меня по нехоженой мною доселе тропе чувственности и наслаждения, объясняя и показывая то, что мне следовало усвоить для того чтобы достичь совершенства в сфере сладострастия и экстаза.
Неожиданно у меня возникли проблемы с отцом: на мои прозрачные намеки, что скоро я буду не одна, он вообще не реагировал. В конце июня на выходные приехал Илья, всего на два дня, а папаша мой как сидел дома, так и ухом не повел. Пришлось открытым текстом сказать, что мы взрослые люди и хотим побыть вдвоем — поезжай в Москву, погуляй по паркам, сходи в кино или к знакомым в гости (у него было несколько таких семей). Как же он разозлился на меня! Права была мать: не надо было его привечать.
В июле я еще раз прилетела в Киев, и мы подали заявление в ЗАГС на конец октября. С работой по специальности мне не повезло, пришлось устроиться в одну из больших научных библиотек. Зато, когда Илья приехал на лето и начало осени в Москву, он мог спокойно заниматься в читальном зале, расположенном неподалеку от моей комнаты, то есть мы и днем были рядом. Впрочем, он ездил со мной не каждый день, потому что мог писать работу и дома, правда, все время жаловался, что его отвлекает разговорами отец, без конца настраивает его против меня. Хоть Илья и клялся, что не верит ни единому его слову (конечно, все было сплошным враньем), но, видимо, обильно посеянные семена зла все-таки проросли кое-где, потому что вскоре мы впервые серьезно поругались.
История моих ошибок. Глава 43
Жанна Тигрицкая
Седьмой круг ада.
Илье неожиданно сделали заманчивое предложение: должность заместителя директора по науке в одном из подмосковных институтов, расположенном на самой окраине Московской области. Жилье там давно не строилось, но пригласившие предложили ему хороший вариант обмена: его киевскую однокомнатную квартиру на двушку рядом с работой. Собственно, им не нужен был Киев — они намеревались обменять позднее его квартиру на ближнее Подмосковье. Когда он проговорился о том, что у его будущей жены есть такая, то знакомые прямо-таки вцепились в него. Он был очень рад открывшейся перед ним перспективе, но я сразу же остудила его пыл: а вдруг ему не понравится на новом месте, или он не сработается с руководством, и его начнут выживать — что тогда делать? Из той глуши, куда он вознамерился отправиться, вернуться в мой городок было практически нереально. Ответ меня убил: мы бросим эту квартиру, и вернемся в Киев. Опять мне грозила опасность расстаться с собственным жильем и оказаться во власти чужого в общем-то человека, которого я почти не знала. Почему всех так привлекала моя квартира, единственное мое убежище в этом враждебном мире?
Я наотрез отказалась рассматривать этот вариант и предложила: меняй свою, ведь знакомые сами предложили это, а, если что-то с работой не заладится — мы бросим ту квартиру и вернемся в мою, это даст нам возможность выбора: либо ты находишь другую работу в Москве, либо, в случае неудачи, мы меняем мою квартиру на Киев, и ты возвращаешься в свой институт, но это я пропишу тебя в свой дом. Если с работой в Подмосковье все сложится, то так и будем жить в той двушке, а мою квартиру навещать в выходные, когда придется приезжать за продуктами в Москву. Я уже навела справки: в том местечке, куда нам предстояло переехать, магазины были абсолютно пусты, как и по всей стране в то время, поэтому народ либо садился в субботу на электричку, либо скидывался всем отделом, нанимал автобус и двигал за товаром в столицу. Конечно, перспектива проводить выходные дни в бесконечных очередях за продуктами меня совсем не радовала, но мне хотелось, чтобы у моего мужа появился шанс раскрыть все свои таланты как можно полнее, а высокая должность давала такую возможность, поэтому я готова была пойти на такую жертву. Но не на потерю своей квартиры, оставленной мне Сережей!
Однако Илья уперся, как осел: это из-за тебя я все бросаю в Киеве, и еду в такую дыру. Тут уже я разозлилась: мне такая жертва не нужна: давай, оставим все, как есть, раз ты не рвешься на высокий пост, поменяем наши две квартиры на большую в центре города (у него уже нашлись такие знакомые киевляне, чьи дети хотели остаться после окончания МГУ в Москве, но нужна была прописка, а тут еще и прекрасная квартира обламывалась — они считали, что им просто повезло), тогда я ничего не лишаюсь. И он отказался от перспективной должности! До сих пор не понимаю, что это было: реальное предложение, или проверка моей доверчивости и глупости. Но раздражение осталось и у меня, и у него. Отец, без устали, точил Илью, как вода точит камень: «Зачем Вам жениться на моей дочери — Вы сейчас свободны, можете сами выбирать себе женщин для постели, разнообразие делает жизнь интересней, а Наташа Вам ничего не позволит: ни выпивать, ни гулять.» Жаль, что Илья мне об этом рассказал только, когда мы вернулись в Киев: узнай я об этом раньше - в тот же момент папаша вылетел бы вместе со всеми своими пожитками из моего дома. За прошедшие пять месяцев он не только не выполнил ни одного из данных мне обещаний, но даже чашки за собой не помыл — жил на всем готовеньком совершенно бесплатно, как всю жизнь сидел на шее у матери, являясь по своей сути обыкновенным паразитом.
Причина, по которой отец отговаривал Илью жениться на мне, выяснилась только через год и совершенно случайно, а детали и потрясающую новость об этом его приключении я узнала только через тридцать - !!!- лет, но всему свое время. Пока мы с будущим мужем вкалывали в Москве, папаша завел интрижку с одной из моих приятельниц, поэтому ему было крайне не выгодно, чтобы я поменяла свою квартиру на Киев — он бы тогда вынужден был вернуться домой, прямо в объятия милиции, вот он и старался поссорить меня с женихом, чтобы мы разбежались в разные стороны. Илья был довольно чистоплотным мужчиной, ведь он много лет жил в одиночестве, поэтому все умел делать сам, а отец был ленивым, все делал из-под палки, после сотого напоминания, и делал так плохо, что в следующий раз к нему уже не хотелось обращаться. Помню, как-то попросила его разморозить холодильник к моему приезду, чтобы помыть и загрузить новой партией продуктов. Вернувшись с работы и заглянув в морозилку, ахнула: вся алюминиевая поверхность испарителя была исцарапана ножом — это отец, забыв во-время отключить холодильник для разморозки, спохватившись перед моим приездом, начал отдирать накопившийся лед. На протесты Ильи, пытавшегося это прекратить: «Вы же его сломаете, если проткнете резервуар с фреоном» - папаша ответил: «Ну, и что: холодильник ведь не мой!»
На все мои просьбы наведаться домой на пару месяцев он отвечал: «Ни за что: ты хочешь, чтобы меня посадили в тюрьму?» В конце июля мы съездили к Илюшиной сестре, которая жила с мужем в одном из Подмосковных городов. Мы сразу друг другу понравились: даже внешне оказались чем-то похожи, быстро нашли общий язык и стали дружить семьями. У них была машина, так что каждую пятницу вечером они приезжали к нам, субботу и воскресенье мы проводили вместе, а в ночь на понедельник они уезжали домой, нагруженные купленными в столице продуктами и моими пирогами. Но и они никогда не жадничали: всегда привозили и свои пироги, и соленья, и яблоки — ведь они жили в собственном доме с большим садом. Ребята представляли собой красивую пару, только у них была одна беда: прожив в браке уже десять лет, они никак не могли родить ребенка. Я в то время только начинала догадываться о том, что могу не то, чтобы лечить, но как-то облегчать состояние страдающего человека, Илья уже имел возможность неоднократно в этом убедиться — я без всяких лекарств снимала у него головную боль, просто прикасаясь к больному месту и обращаясь с просьбой к Богу. Причем я не знала никаких молитв, но, когда в пятилетнем возрасте Баба Фаня меня окрестила, я сразу поняла, что Он меня слышит, поэтому, ложась вечером в постель, я обязательно просила у Него здоровья для родителей, ведь мать почему-то все время пугала нас тем, что вот-вот умрет, и нас, никому не нужных сирот, отец сбагрит в детский дом, где над нами будут жестоко издеваться. Меня и так травили в детском саду, поэтому я изо всех своих слабых силенок, подорванных бесконечными болезнями, умоляла Господа не оставить нас без мамы. Я сказала Илюшиной сестре о том, что не надо терять надежды, и у нее будет ребенок, а сама начала молиться за нее. В сентябре она забеременела, правда, почти все девять месяцев провела в больнице, но в июне родила долгожданного сына-крепыша, весом почти в пять килограммов. Это к сведению тех, кто не верит в Бога.
Еще в июле я как-то позвонила приятельнице в библиотеку бывшего родного института и услышала удивившую меня новость: оказывается, мной очень интересовался Кирилл, спрашивал Любу, не знает ли она, где я: В Москве или Киеве, и просил чтобы я ему позвонила, как только смогу.
Текст взят с http://www.litens.narod.ru/
